Так что - спойлеры читать полезно.
Чужие... ;-))
Первую свою карту я нашёл на фамильном чердаке. Там как-то сам собой образовался склад вещей, что давно уже не нужны, а выбросить жалко. Пылища была! Я долго не мог продышаться… но оно того стоило.
Карта пряталась меж каких-то манускриптов, готовых рассыпаться от прикосновения, но ещё, как ни странно, читаемых. Это потом я узнал, что познакомился с абвениатской ересью, но… где Кадана, а где Агарис!
Я так и не выяснил, чьё наследство откопал среди сундуков с рухлядью и поломанной мебели – Борнов или Алеров? Возможно, это уже был совместный архив, убранный однажды с глаз долой. И замечательно – вряд ли «неподобающие писания» уцелели бы, лежи они в открытую.
Нет, ни о каком эсператистском рвении в нашей семье и речи не было! Нашим законом были – правила приличия. Молодому Алеру не к лицу служить на торговом корабле. В военном флоте союзной Дриксен – допустимо, не более. Но! Служить в оном флоте под именем Борн – недопустимо вдвойне! Как совместить последнее рассуждение с «трепетной любовью» к прародине – я не понимаю до сих пор…
Бедные приличия! Если бы родня только знала, как быстро переходят на «ты» юные маринеры – невзирая на родословную!
Вместе с картой на чердаке я нашёл гитару. Если она и была инструментом, то только для забивания гвоздей. Но для вдохновения мне хватило и этого: я сидел, скрестив ноги, на вытертой диванной подушке, передо мной была расстелена карта, в руках – гитара. Если удавалось притащить из гостиной, не расплескав, чашечку шадди – моё счастье было полным! Я наигрывал что-то на одной из трёх оставшихся в живых струн, разглядывал карту, и – мечтал. О тёплом южном море, гранатовых деревьях в цвету, прекрасных наложницах в драгоценных смелых одеждах…
Как выглядят цветы граната, я не знаю до сих пор – не довелось.
Однажды в Алере гостил проездом знакомый отца – курьер королевской службы, между делом развлекавший общество придворными курьёзами. Провинциалы восторженно ахали, столичный хлыщ упоённо вещал… От него я и услышал впервые о некоем чудаке, что хочет отправиться к Леворукому и его кошачьей свите – на поиски неведомой земли, что за морем. Общество изволило посмеяться, я же еле вытерпел до окончания ужина. Затем, воспользовавшись суматохой, сбежал на чердак, к любимой карте – и уже совсем по-иному прочёл надпись на самом её краю, сделанную явно не каллиграфическим почерком: Видели речниц, где их быть не должно.
В Алере приличный порт невозможен: мелко. Но рыболовецким судёнышкам есть где пристать. Любопытство непобедимо: я толкался среди смоляных бочонков, канатных бухт и облепленных чешуёй корзин, пока меня – ободранного, чумазого и с цыпками на руках – со скандалом не загоняли домой. А потому знал: «речницы» – означает: «берег». Которого… «быть не должно» – ?!
С «чудаком» – тем самым! – я познакомился позже, уже будучи капитаном. В лавке Ганмиоля. Достославный приберёг для меня несколько экземпляров карт, неосмотрительно не убрав раритеты под прилавок. В результате их попытался перекупить какой-то расфранченный ургот. Ганмиоль стойко держал оборону – ему не хотелось терять постоянного клиента ради случайного, даже и состоятельного.
Пришлось, предотвращая неминуемый конфликт, продемонстрировать незнакомцу свою коллекцию. Неудавшийся покупатель, с трудом оторвавшись от моих богатств, представился: Савва Фару – и тут же предложил мне составить ему компанию. Штурманом.
Разумеется, предварительное согласие он тут же и получил.
Кстати, о коллекционерах. Попался нам как-то ардорский «купец», на котором я с удивлением обнаружил… купца морисского. Что он там делал, не знаю – мориски предпочитают своих. Но он там был – в сопровождении аж пяти сундуков, набитых… чашечками для шадди! Всё это хрупкое богатство было тщательно переложено паклей и соломой. Оказалось – коллекция.
Почтенный Ниллах-ар-Заррех сначала бросился на меня с саблей, потом – осознав, что никто не собирается ни красть, ни бить его посуду, отдарился таким бриллиантом, что мне захотелось его… вернуть. Это уж слишком! А потом осторожно поинтересовался: а не испытываю ли я какого влечения?
Я, скажем откровенно, удивился вопросу. Потом глянул на сундуки – и рассказал о своей коллекции карт. О коллекции… но не о лавке Ганмиоля.
Достославный впоследствии был очень смущён. Он призывал в свидетели Кабиоха и спутников его, что никому-никому о знакомстве со «Стрррашным-и-ужжасным» не говорил. Однако… морисская карта, что ждала меня в его лавке, потрясала! Лучшая в моей коллекции.
